– Перси, иди-ка сюда.
Отец стоит у дерева, и я подхожу к нему, не очень понимая, чего ему надо. Он указывает мне на ствол.
– Видишь? Это мох. Обычно он растет с северной стороны...
– ...и по нему можно ориентироваться, – киваю и улыбаюсь ему, – у нас же GPS есть, зачем мох?
Отец щёлкает меня по лбу.
– Чтобы без GPS ты смог сориентироваться в лесу, а не начал сопли на кулак наматывать, – объясняет он.
– Эй, ну вы куда ушли, эй! – кричит из кустов Томас и поспешно бежит за нами, – а подождать не судьба?
– Да мы ждём, ждём. Чего у тебя стряслось? Живот прихватило? – фыркает отец.
Томас тут же огрызается.
– Шнурки развязались.
– А если за тобой толпа зомби будет идти, как в этом сериале... как же его... «Ходячие мертвецы», да? – отец оборачивается и насмешливо смотрит на Томаса, – ты им тоже скажешь, что у тебя шнурки развязались, а, Томми?

– Не шевелись, – шептал отец над самым ухом, – дыши ровнее, ровнее... И ружьё держи крепче. Та-ак... И стреляй!
Я нажал на курок, и одновременно со звуком выстрела моё сердце как будто на секунду замерло и ушло в пятки. Почему-то стрелять по банкам и пустым бутылкам было далеко не так страшно, как по птице. Тут у меня внутри всё как будто скукожилось, я едва ли вообще дышал.
Услышал хлопанье крыльев.
– А, не, не попал, – хмыкнул отец, – только на крыло поднял. Ну, ничего. Для первого раза всё равно неплохо.
У меня словно камень с души упал. Я поспешил встать и передать двустволку отцу.
– Слушай, зачем мы этим вообще занимаемся? – тихо спросил я.
– М?
– Ну, охотой. Это же, ну, не нужно.
Отец смерил меня пристальным взглядом.
– Сынок, – произнёс он, – вот ты в школе географию изучаешь?
– Ну, изучаю.
– А зачем?
Этим вопросом он поставил меня в тупик.
– Чтобы знать, – нахмурился я.
– Чтобы знать что? – отец уже откровенно смеялся, и я начинал злиться.
– Потому что в школе программа такая, вот что, – проворчал я и отошёл в сторону от него.
Он громко рассмеялся.
– Это тоже, считай, школа, только другая, – он приблизился ко мне и вдруг неожиданно мягко похлопал по плечу и, заглянув в глаза, негромко добавил, – мне тоже было страшно в первый раз. Не переживай.

Помню, однажды отец позвонил домой – первый раз за полгода после того, как они с мамой разошлись. Я взял трубку и, услышав его голос, тут же об этом пожалел.
– Перси? – осторожно позвал он.
– Чего тебе? – буркнул я.
– Слушай, мама дома? Я до неё никак дозвониться не могу, наверно, телефон выключила...
– Ебало себе выключи, урод, – выругался я, – и не звони сюда больше.
И повесил трубку.
Несколько секунд я стоял, замерев на месте, а потом со злости пнул ногой стул, стоявший на кухне.

Мне запомнилось, как мы загрузились тогда в машину – все четверо напуганные, не понимающие, какого хера происходит, и только одна мама была спокойной, будто точно знала, что нужно делать. Её волнение выдавала разве что небольшая морщинка между бровей, но в нашем присутствии она всегда старалась держаться и никогда не показывала слабости. Для нас мама была настоящей опорой. Той самой соломинкой, за которую мы изо всех сил уцепились.
Она, естественно, была за рулём. Рядом с ней на переднем сидении  – Томми с картой штата, я на заднем с Эндрю и Фрэном.
Прежде, чем поехать, мать вдруг посмотрела на меня через зеркало заднего вида.
– Перси, – тихо, но твёрдо произнесла она, – ты теперь за старшего. Понял? Ты отвечаешь за братьев.
Она довольно часто мне говорила, что раз я старший, то должен заботиться об остальных, но тогда она сказала это с такой... непривычной интонацией, что я как будто понял: кроме мамы и меня у моих братьев больше никого нет. Томми на момент Судного дня было всего четырнадцать, близнецам едва-едва стукнуло по двенадцать – совсем ещё дети, и тут такой пиздец.
Я нервно сглотнул и кивнул ей.
Мы двинулись в путь.

Чётко помню, что в какие бы неприятности мы не вляпались, мама всегда оставалась спокойной и собранной. И когда она давала указания – негромким, размеренным тоном человека, прекрасно знающего, как надо действовать – волнение и тревога сразу же куда-то отступали.
Но больше всего меня поражала её приверженность старым привычкам – вопреки тому, что весь наш старый мир буквально рухнул.
– Ну, в общем, наши карты могут дружно идти нахер, – как-то сказал однажды Томми.
Он был прав: после ядерной зимы, изменения климата и разрушения городов карты, которые мы вывезли из дома, сейчас помогали ну очень относительно.
– Ма, Томми ругнулся! – тут же наябедничал Фрэн.
– Не выражаться, – сухо отозвалась мать, не отрываясь от подсчёта наших скудных припасов.
– Да в смысле! – вспылил Томми, – никого не смущает, что мы вообще-то посреди апокалипсиса?
– Это всё ещё не повод не следить за языком, – сказала мама.

Это была очень тревожная ночь.
Мне всё никак не спалось, да и братья тоже больше не спали, а так, слегка дремали. И мама не спала – я слышал её шаги в соседней комнате.
Неожиданно она вошла к нам, крайне взволнованная, почти испуганная. Я первый раз видел её такой и невольно сам испугался до чёртиков. Что-то мне подсказывало, что быть беде.
– Мальчики, – тихо зашептала мама, – в кладовую, живо.
Она разбудила Томми и близнецов и силком потащила их в конец коридора.
– Мам, что случилось? – заволновался я.
Она не ответила.
– Ма?..
Она посмотрела на меня и вдруг сказала:
– Всё будет хорошо, Перси. Ты сильный, ты справишься. Береги братьев.
Мне показалось, будто я начал задыхаться, а мать толкнула нас за дверь и резко её захлопнула. Мы вчетвером, с ружьями и полупустыми рюкзаками кое-как там разместились. А потом услышали, как кто-то выломал дверь в дом.
Это наверняка были мародёры, больше некому. Они ворвались в наше убежище и принялись шариться по нему в поисках добычи. Правда, они выбрали не самую подходящую жертву – у нас при себе было не так уж и много ценных пожитков. Разве что спальники и две палатки, спички и оставшиеся консервы. Но дома была мама, и вот она заинтересовала их больше всего.
В тусклом свете керосинки сквозь тонкую щель я видел всё, что происходило в коридоре. Видел их силуэты. Видел, как незнакомые мужчины скрутили маме руки и резким движением нагнули её. Инстинктивно я тут же зажал рот Фрэну, который был буквально в шаге от того, чтобы завопить. Бросил быстрый взгляд на Томми и Эндрю – они неподвижно застыли и как будто даже не дышали.
И я тоже почти не дышал, глядя на то, как мою мать насилуют, прямо здесь, в узком коридоре заброшенного дома, слыша её тихие всхлипы – она наверняка держалась изо всех сил. Сначала один мужчина, потом другой... Я потерял счёт времени. Происходящее казалось мне самой ужасной пыткой на свете. Выдохнуть я осмелился только после того, как сраные мародёры свалили из дома и уехали.
Как только стих звук моторов, я выпустил Фрэна, и мы, все четверо, кубарем вывалились из кладовой. Видимо, мародёры получили главную добычу – женщину, и, поняв, что здесь больше ловить нечего, свалили. Нас они не заметили буквально чудом.
Мне срочно нужно было на воздух, и я, ничего толком не соображая, выскочил на улицу и, спотыкаясь и падая, помчался, куда глаза глядят. Упал и пропахал носом землю.
– Суки! – бешено заорал я и в каком-то диком приступе ярости принялся колотить землю кулаками, – суки! Суки! Суки! Ёбаные ублюдки!
Я орал и плакал до тех пор, пока окончательно не выбился из сил, и слышал, что позади точно так же, в полный голос рыдали мои младшие братья.

Оставшись с братьями один на один, я вновь поразился, как мама умудрялась справляться со всеми нами. Потому что, чёрт побери, это оказалось нереально тяжело.
Первое время мы были всецело поглощены своим горем, однако потом пришлось задаться более насущными вопросами: куда идти, где ночевать, что есть.
– А дай из ружья пострелять! – Эндрю вот уже добрых полчаса доставал меня этим, и я был буквально в шаге от того, чтобы как следует его отлупить.
– Не дорос до ружья ещё, – проворчал я, отвесив ему лёгкий подзатыльник.
– Томми всего на два года старше, а уже стреляет! Это нечестно!
– Я в туалет хочу, – разнылся Фрэнсис.
– Где ты туалет видишь, нытик, тут только долбанные кусты, – фыркнул Томми.
– О, смотри, кто-то оставил капкан! – мгновенно отвлёкся Эндрю.
В этот момент я подумал, что ещё чуть-чуть и у меня голова взорвётся.
– Так, братва, стоять, – рявкнул я на них, и все мгновенно застыли на месте.
Я набрал в грудь побольше воздуха.
– Томми, сопроводи Фрэна к кустам, пожалуйста, – Томми тут же кивнул и поспешил заняться делом, – Эндрю, ради всего, блять, святого, ничего не трогай! Если влезешь в капкан, я тебя вытаскивать из него не стану, имей в виду, мать твою.
И такая беда примерно пять раз на дню. То в туалет, то попить, то поесть, то ещё какая-нибудь херня... Удивляюсь, как мы в принципе апокалипсис пережили.

В конце концов я поручил Эндрю нести наши с Томасом ружья, Фрэну отдал рюкзак, а сам понёс Томми на руках. Он выглядел очень плохо: крысы и до апокалипсиса славились как жуткие переносчики разных заболеваний, а уж чем болела конкретно эта тварь можно было только догадываться.
И вот так, изнывая от усталости, мы добрались до ближайшего анклава.
К нам на встречу вышел вооружённый мужчина, и уже тогда я понял, что разговор, скорее всего, пройдёт херово. Но надежды не терял. К тому же, это был наш единственный шанс получить хоть какую-то помощь, я не мог не попытаться.
– Эй, парни, вы кто такие? – обратился к нам мужчина.
Я тут же принялся сбивчиво объяснять, что у нас стряслось.
– Брату нужна помощь. Срочно. Его крыса укусила, походу заразная...
Незнакомец понял, к чему я веду, и покачал головой.
– Извините, но мы вам тут ничем помочь не можем. На своих людей медикаментов с трудом хватает, сами понимаете.
– Но он умирает! – в отчаянии выкрикнул я.
«И вряд ли протянет до другого поселения или анклава».
– Знаешь что, сынок, – обратился ко мне мужчина, – проще пристрелить его. Он и так одной ногой в могиле, нечего заставлять его и дальше мучиться...
И я отшатнулся от него, как ошпаренный. Сама мысль пристрелить брата казалась мне такой дикостью, что никак не желала укладываться в голове. Да разве так можно? Я скорее сам бы застрелился. Или пристрелил того урода, который даже пускать на территорию анклава нас не хотел.
Я сдался. Понял, что ловить здесь нечего, и ещё... мне стало так противно, что хотелось как можно скорее уйти от этого места. Пусть и ни с чем.

Ночь мы провели в окрестностях анклава. Близнецы крепко спали у костра, а я за всю ночь так и не сомкнул глаз – просидел около Томми, которому с каждым часом становилось всё хуже и хуже.
В какой-то момент он очнулся и слабым голосом позвал меня.
– Перси, он прав, – едва шевеля языком, сказал он, – лучше пристрели.
Я в отчаянии замотал головой.
– Я не могу. Я не могу, Томми.
– Мне уже не станет лучше, ты сам видишь.
Я мог бы пристрелить Томми и на этом закончить все его мучения. Быстрая и лёгкая смерть – я сам бы предпочёл такую, нежели долгую и мучительную. Сложно было даже представить, что чувствовал Томми, сколько всего он испытал и как долго на самом деле терпел, ничего не говоря мне, ничем не выдавая своего состояния.
Я злился на него за то, что он не сказал мне об укусе раньше, когда ещё можно было что-то сделать, и вместе с тем понимал: я сам бы поступил точно так же.
Дрожащими руками я взял ружьё и наставил его на родного брата.
Несколько лет назад мне было страшно даже в птицу стрелять, а теперь – это...
Я выстрелил Томасу в голову.
Звук выстрела разбудил близнецов, и они обнаружили меня, стоящим на коленях у тела Томми, с ружьём в руках, рыдающего навзрыд.
Всё утро мы потратили на то, чтобы закопать его тело и похоронить, как полагается. Меня мутило, и я сам хотел уже застрелиться.
– Может, хотя бы воды у них попросим? – осторожно предложил Эндрю, кивнув в ту сторону, где находился анклав.
Я сжал руки в кулаки.
– Чёрта с два, – процедил я сквозь зубы, – пусть они сами там все передохнут, ублюдки.
Я знал, что это неправильно. Знал, что ради братьев должен был пересилить себя, наступить на горло собственной обиде и хотя бы пополнить запасы воды, но тогда собственное упрямство оказалось сильнее меня.

– Тут, вроде бы, где-то рядом заброшенный минимаркет должен быть, можно пойти проверить, что там есть, – сказал я, пока Фрэн с Эндрю занимались обустройством лагеря.
Пару лет назад они причиняли больше хлопот, чем пользы, а сейчас всё старались делать сами, даже костёр самостоятельно разводили. Я с трудом узнавал в них тех детей, какими они были на момент начала всего этого кошмара.
– Думаешь, найдёшь там что-нибудь? – спросил Эндрю.
Я пожал плечами. Проверить всё равно стоило: у нас заканчивались запасы еды, и я урезал близнецам порции как мог, лишь бы мы дотянули до следующего поселения. Сам практически не ел, и моему организму это категорически не нравилось. Минимаркет, скорее всего, давным-давно разграбили все, кому не лень, но надежда всё равно была. Может, хоть какие-то консервы где-то остались.
Впрочем, оставлять близнецов одних я опасался, равно как и отправлять их на разведку. А лагерь мы уже разбили, и кто-то точно должен был остаться, чтобы присмотреть за вещами...
– Я не хочу оставаться один, – тут же заявил Фрэн.
– Идите, – вдруг совершенно серьёзно кивнул Эндрю, – я тут за всем пригляжу.
– Уверен? – спросил я, – если вдруг что случится...
– ...нужно орать благим матом и стрелять из ружья. Я помню, – улыбнулся Эндрю.
Я потрепал его по плечу.
– Мы быстро. Одна нога здесь, другая там, – пообещал я.
Уходил я с тяжёлым сердцем. А Эндрю как будто это почувствовал и задорно выкрикнул нам в спины:
– Наконец-то отдохну от вас, придурки!
Я невольно улыбнулся: приятно было знать, что хоть кто-то из нас не терял присутствия духа.
Однако «быстро» не вышло. Пока мы обшаривали минимаркет, Фрэн наступил на осколок стекла, и тот впился ему в ступню. Пришлось потратить время на то, чтобы этот долбанный осколок вытащить, потом ещё и обратно мы плелись целую вечность, потому что Фрэн хромал и не мог идти быстро, ему приходилось всё время опираться на меня, чтобы не беспокоить ногу.
За то время, что мы отсутствовали, произойти могло всё, что угодно. И чего мне приспичило идти в этот сраный минирмаркет? Надо было остаться, переждать ночь, а потом уже идти всем вместе, а я... А я сглупил и очень дорого поплатился за свою ошибку.
Когда мы вернулись, от нашего лагеря остался только почти погасший костёр и старый спальный мешок. И – никаких следов Эндрю. Взял и пропал. Нигде его не было, мы всё обыскали.
– Здесь следы шин, – зачем-то сказал я Фрэну. Голос у меня дрожал. – Совсем свежие. Видимо, его куда-то увезли. Вот же сволочи...
– Что делать будем? – спросил Фрэн и тихо всхлипнул.
Я поспешил прижать его к себе, чтобы он успокоился, хотя сам чертовски нервничал и боялся.
– Будем искать, – решил я, – пойдём по следу и... куда-нибудь да придём. Мы его найдём, Фрэн. Обязательно.
Это было слабое, но всё-таки утешение.

Папа как в воду глядел со всей этой охотой и походами. Я раньше не воспринимал его всерьёз, а оно вон как всё обернулось... Не просто так учил нас с Томми палатки ставить и ориентироваться в лесу без GPS и даже компаса.
Вот только то, что однажды я забреду на болото – этого он не смог предвидеть.
И я даже не заметил, как земля вдруг начала уходить у меня из-под ног. А когда заметил, было уже поздно: я увяз в трясине по пояс.
И первым делом подумал: Фрэн. Фрэн шёл за мной.
– Перси! – вдруг закричал он, – Перси, я тону!
Я выругался сквозь зубы. Фрэн, видимо, ломанулс в топь с другой стороны, и я его толком не видел, а когда попытался повернуться, то увяз ещё сильнее. Я хорошо знал Фрэна: он будет паниковать до последнего. И сейчас это могло стоить ему жизни.
– Фрэн! – крикнул я ему, – схватись за что-нибудь и держись крепко, понял меня?
Я старался быть как можно спокойнее, будто у меня был какой-то план. Старался делать так, как мама.
– За что схватиться?!
– За ветку, корягу – что угодно!
– Тут такого нет!
– Тогда просто стой на месте и не шевелись, слышишь? Всё будет хорошо, Фрэн, обещаю!
Но он, кажется, мне совсем не верил.
Вскоре на то же самое место вышла оставшаяся часть нашей группы – и у меня как будто открылось второе дыхание.
– Эй! – закричал я, – мы тут застряли, помогите! Вытащите Фрэна!
Их было четверо – трое мужчин и женщина. Один из них, как будто ради приличия, потыкал в тину палкой и покачал головой – видимо, было слишком глубоко, и они решили не рисковать.
Решили оставить нас. Бросить на произвол судьбы. Развернулись – и ушли.
– Хотя бы Фрэна вытащите, эй! – я орал изо всех сил, – слышите?! Сволочи, хотя бы ему помогите! Он же ещё ребёнок!..
Нет, никого это не волновало. Нас просто оставили, потому что помогать, судя по всему, было слишком рискованно. А рисковать жизнь ради нас – каких-то непонятных подростков, которых никто знать не знает – никто не хотел.

Худшее началось, когда стемнело.
Я понятия не имел, что делать. Сам увяз, вместе со своим ружьём, брата вытащить точно не смог бы – я пытался, но очень скоро понял, что так лишь собственный конец приближу. Всё, что оставалось, это ждать помощи, вот только откуда?.. Может, мы были одни такие, кто к этому болоту вообще додумался подойти.
Был декабрь. Я начинал замерзать, а вдобавок ещё и налетели комары, и постепенно сидение по пояс в болотной жиже стало напоминать какую-то изощрённую пытку.
Время от времени я звал Фрэна, просил его говорить со мной, чтобы понимать, что он жив, что он всё ещё со мной. В какой-то момент он перестал отзываться, но я даже не мог понять, когда именно это случилось. До последнего отрицал, что он мог погибнуть.
А когда в ночи я увидел яркий свет автомобильных фар... Это было похоже на настоящее чудо, серьёзно.
Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что возможно это какие-то мародёры, что нас скорее убьют, чем спасут, или схватят, чтобы потом продать в рабство, но, наплевав на все предосторожности, я заорал так громко, как только мог:
– Помогите! На помощь! Скорее!
Они остановились. Я толком не видел лиц, одни только очертания, не понимал, кто это. Всё, чего я хотел, так это того, чтобы эти люди спасли Фрэна.
– Там мальчик! – орал я, – ему всего шестнадцать! Вытащите его скорее, он же погибнет! Прошу вас!
Тогда я ещё не знал, что Фрэн утонул и захлебнулся болотной жижей, достать его оттуда было проблематично. А я всё ещё был жив, и вытащить меня было в разы проще.
Я кричал до тех пор, пока не охрип. Когда понял, что мы уходим без Фрэна, пытался вырваться, вернуться обратно, снова кричал, ругался, плакал... Мне казалось, будто под ногами разверзлась пропасть, и я туда падал, из последних сил цепляясь за воздух.
И именно в эту ночь я встретил Дэвида.